Налетчиком лютым, неумолимым
Тополя нагие гнет, хлещет ветер,
Надломились бурые струи дыма
И поникли, как под ударом плети.

Стылый гул трамвайный, унылый цокот,
Гордо реющий клок рекламной афиши.
Эти толпы клерков, их дрожь и шепот.
Эти стены Ист-Энда, скучные крыши.

Всякий шепчет себе: «Зима подходит.
Боже, только не потерять работу!».
Незаметно в тебя проникает холод,
С ледяным копьем идет на охоту.

О сезонных билетах, квартирной плате,
О страховке думай, угле, прислуге,
А еще — пылесос, близнецам кровати,
Счет за дочкину школу, пальто супруге.

Ты бродил в чудесных рощах Астарты,
Где сияющий день, беззаботный, длинный.
Но холодный ветер подул, устал ты,
И к великому боссу опять с повинной.

Все мы Бога Денег блудные дети,
От него ожидаем тепла и крова.
Согревая нас, он смиряет ветер.
Подает, а затем отнимает снова.

Он следит, не смыкает тяжелые вежды,
Наши тайны видит, надежды, мысли.
Подбирает слова нам, кроит одежду,
И наш путь земной он легко расчислит.

Он остудит наш гнев, мечты стреножит,
Он швырнет нам жизнь, как монетку бедным.
Наша дань ему — этот страх до дрожи,
К унижениям привычка, к радостям бледным.

Он на цепь посадит храбрость солдата,
И поэта мысль спеленает туго,
И возникнет невидимая преграда
Меж влюбленным и нежной его подругой.

1937

(перевод Вероники Капустиной)

Gordon Comstock, "London Pleasures" (excerpt)Gordon Comstock
"London Pleasures" (excerpt)

Sharply the menacing wind sweeps over
The bending poplars, newly bare,
And the dark ribbons of the chimneys
Veer downward; flicked by whips of air,

Torn posters flutter; coldly sound
The boom of trains and the rattle of hooves,
And the clerks who hurry to the station
Look, shuddering, over the eastern rooves,

Thinking, each one, ‘Here comes the winter!
Please God I keep my job this year!’
And bleakly, as the cold strikes through
Their entrails like an icy spear,

They think of rent, rates, season tickets,
Insurance, coal, the skivvy's wages,
Boots, school-bills, and the next instalment
Upon the two twin beds from Drage's.

For if in careless summer days
In groves of Ashtaroth we whored,
Repentant now, when winds blow cold,
We kneel before our rightful lord;

The lord of all, the money-god,
Who rules us blood and hand and brain,
Who gives the roof that stops the wind,
And, giving, takes away again;

Who spies with jealous, watchful care,
Our thoughts, our dreams, our secret ways,
Who picks our words and cuts our clothes,
And maps the pattern of our days;

Who chills our anger, curbs our hope,
And buys our lives and pays with toys,
Who claims as tribute broken faith,
Accepted insults, muted joys;

Who binds with chains the poet's wit,
The navvy's strength, the soldier's pride,
And lays the sleek, estranging shield
Between the lover and his bride.

1937